Я играл лучше Марлона Брандо - Армен Джигарханян

3 октября любимому актеру исполняется 75 лет. Накануне он побеседовал с «Комсомолкой» и рассказал о себе, о жизни и о Театре под руководством Армена Джигарханяна

Армен Борисович сидит за столом, заставленным фигурками кошек, и азартно ругает журналистов, критиков и всех ценителей его творчества.

- Дебилоиды! - восклицает он. - Спросишь, сколько дважды два, - никто не рискует ответить. А вот про искусство - тут да, давайте поговорим.

«Скажите, а вот вы, когда играете Отелло, здесь мажете или здесь?» - передразнивает он кого-то, после чего переходит к личной атаке:

- Ты тоже будешь такие вопросы задавать?

- Теперь, видимо, нет. Теперь мне стало страшно...

- Садись, - приглашает он к разговору.

- Я вообще-то и не хотела про искусство, - пытаюсь я оправдаться.

- И не надо! Не рассказывай про искусство! Тем более что ни ты в нем не понимаешь, ни я.

- Все же вы-то, наверное, понимаете?..

- Не понимаю! - отрезает Джигарханян. - Я сейчас задам тебе вопрос. Посмотрю, сможешь ли ты мне объяснить. Один умный человек сказал: «Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины». Что он имел в виду?

- Получается, что искусство декорирует истину... - делаю первую попытку с вопросительной интонацией.

- Меня не спрашивай! - бушует неистовый юбиляр. - Отвечай мне! Что написал этот человек? Что он имел в виду?

- Что искусство - ложь!

Моя вторая попытка вызывает паузу.

- Ну вот видишь... Хотя бы к какой-то приблизительной истине пришли. Но приблизительной! Ровно через две минуты выяснится, что и это неправда!

- Можно найти новую трактовку.

- Вот и все. Не сердись.

- Я волнуюсь...

- Не волнуйся. А то я тоже волнуюсь очень.

- Кошки мне ваши понравились...

- Я очень люблю их.

- А почему кошки, а не собаки?

- На все вопросы в народе нет ответа. Почему ты любишь кошек, а не собак - на это нет ответа... Я безумно люблю кошек. Вот мы шли на днях мимо гаража. И навстречу кошки начали вылезать. Теперь ты меня спрашивай: «А почему они сперва подняли головы, но не вышли, а потом мы их позвали, и они вышли...» И все - пошел дискуссионный клуб. И люди начали говорить ерунду, что мы и делаем с тобой ежедневно. Включай телевизор. Послушай, о чем они говорят. Вот про это.

 - Давайте про детские спектакли тогда поговорим. Их же почти нет по Москве. А у вас в театре сразу несколько в репертуаре. Вам интересно работать с детскими спектаклями?

- Да. Однажды у нас шел спектакль «Красная Шапочка». И там девочка плакала. И я у родителей спросил: «А что? Чего плачете?» Мать говорит: «Она боится волка». И мы в связи с этим все перестроили. Мы в этом спектакле сделали танец Красной Шапочки и Волка под адажио, которое написал Чайковский. Чтобы дети не пугались. Ради этого и рождено искусство. Как сказал нам тот самый умный друг: «Чтобы не умереть от истины».

- У Шарля Перро «Красная Шапочка» заканчивалась моралью в стихах - призывом, чтобы барышни никуда не ходили с незнакомыми серыми кавалерами.

- Правильно. Театр в этом, он без этого не может обойтись. Мы должны договориться, для чего мы собрались. Театр должен ответить на этот вопрос нам с тобой. Мы будем вместе лежать? Или вместе сядем? Или съедим друг друга? Если мы не решили проблему, тогда незачем историю рассказывать. Она не получит отклика. В «Красной Шапочке» я должен очень четко знать: эти пирожочки кому я везу? Эту бабушку я люблю или хочу отравить? Если мы на эти вопросы не ответим, не надо ставить пьесу, лучше оставьте ее другим. Пусть Виктюк ставит.

- У вас в труппе довольно много сериальных актеров. Что случается, когда приходит Анатолий Кот - после того как он снялся в «Маргоше»?

- В театре он все равно должен выложить свои кишки. И мы от Кота будем требовать того же самого.

 - Вы обращаете внимание, что именно ваши артисты играют на стороне? Ругаетесь?

- Иногда нет. Если бы я знал, что могу Котику моему дать в месяц пять тысяч долларов, я его схватил бы за пипиську и сказал, чтобы второй раз в сериал не приходил. Но пока я не могу заплатить ему столько. У нас зарплата маленькая. Я просто отдельно говорю: «Котечка, мой любимый, вот мы будем завтра репетировать «Дядю Ваню». Подумай про это. У нас там с тобой проблемы».

- А он кого будет играть?

- Дядю Ваню... Я очень люблю это слово - «компромисс», «проституция». Очень допускаю и даже уважаю.

- Компромисс равен проституции?

- Проституция, голож*пый... Мы найдем сейчас слова. Но тут важно потом не говорить: «Ребята, меня так обманули, сказали, что проститутка». Нет. Ты должен отвечать за это. Потому что Котик... Мне вот сериал абсолютно не интересен. Я тебе опять повторяю: я готов заплатить Котику в месяц пять тысяч долларов! Но я могу только попросить: «Завтра придешь с утра на «Дядю Ваню». Вот и все. Но, к сожалению, не могу заплатить большую деньгу. Даже магазина нет, чтобы сказать: «Котечка, иди сюда. Там тебе колбасу дадут бесплатно».

- А Станислав Дужников - вы с ним не так давно расстались...

- Многие ушли. Ушли, не захотели. И слава Богу. Я даже рад, честное слово. Хотя ушли хорошие очень... Я думаю, это естественный процесс. Или они меня постарались бы поставить на колени, из меня сделать не знаю кого... Но я не сдаюсь. То, что я им предлагал, намного интереснее, чем то, что они теперь получают. Тот же Дужников - здесь у нас играл в «Дон Жуане». Я посмотрел один из спектаклей, пришел и ему сказал: «Сын, ты кавээнщик. Иди отсюда. Больше не приходи сюда. Ты - дешевка, кавээнщик». Говорю в лицо ему: «Ты играешь плохо!» Уж это я знаю хорошо, я же очень хороший артист.

- Я была на сборе труппы в «Ленкоме». И Марк Анатольевич закончил сбор такими словами по поводу участия артистов в антрепризах и телепроектах: «Давайте запомним, ребята, что компромиссы возможны, но режиссерское управление - не стол заказов».

- Умница! Я еще раз обожаю этого человека по фамилии Захаров. Обожаю. Потому что он человек из театра.

- Я тут разговорилась с одной вашей билетершей, которая долго рассказывала, какой вы прекрасный. А потом с гордостью говорит: «Он же в Книге рекордов Гиннесса!». Связано это с тем количеством ролей, которые вы сыграли. Сколько еще эпиграмм было по этому поводу... А вы помните всех режиссеров, которые с вами работали?

- Нет. Хотя, наверное, они остаются в моем сердце. Кто-то остается сильно... Кто-то становится жизнью обыкновенной. Очень много я прожил. Я не смогу доложить, что некто Сиськин дал мне мысли или не дал... Вот был такой спектакль в «Ленкоме» - «Город миллионеров». Когда я, 68-летний Джигарханян, приходил на эту сцену, у меня была проблема: вдруг происходило «это» - вольтова дуга. И тогда, я так думаю и знаю, в зале три-четыре человека будут валидол глотать или им будет плохо, им вызовут «Скорую помощь». Ради этого наш с тобой общий друг Ницше сказал, что искусство нам дано, чтоб не умереть от истины.

- Некоторое время назад я брала интервью у Дживана Гаспаряна (легендарный армянский дудукист, исполнитель музыки в фильме «Гладиатор»). Он о вас очень нежно отзывался.

- Я его очень люблю, очень. Если когда-нибудь встретишь Дживана, попроси, чтобы он спел песню «Мама». Так не поют! Это - что-то от Бога. Вот я не очень верующий, но там откуда-то идет какая-то информация. Это даже не пение, это какой-то стон!

- Вы знаете, мне интересно, как у человека с годами меняется взгляд. Я смотрела ваши фотографии в старом «Советском экране». Вначале - какой-то лоск, сейчас это называется гламурностью...

- Правильно, - кивает Джигарханян.

- ... Дальше идет что-то цинично-надменное, извините, я не слишком хорошо формулирую... - говорю я, автоматически изображая взгляд судьи Бригса из фильма «Здравствуйте, я ваша тетя!».

- Ничего, зато хорошо показываешь.

- А сейчас вот в вашем взгляде некое всезнание. Не случайно, когда вышел «Самый лучший фильм» и вы сыграли там секретаря Бога, никто не удивился выбору режиссера. Как менялся взгляд? Вы сами это ощущали? Что вы при этом ощущали?

- Не знаю.

- Когда вы почувствовали, что уже не смотрите на мир, как лощеный красавчик?

- Не назову день, число. За что я люблю свою профессию? Она хорошая, начиная от какой-то педерастичности этого дела и кончая тем, что это - проблема.

Вот сейчас вспомнил про Котика моего, я имею в виду Кота. Я пытаюсь ему внушить, что кое-что в жизни знаю. Вот я до сих пор думаю: почему дядя Ваня с пистолетом в руках бегает, хочет убить? Мы же с тобой видим, что он не может убить, кишка тонка! Но это что тогда? Это что? Один хороший, умный человек говорил, что из ста женщин и ста мужчин 99 будут хотеть задушить эту Дездемону. Не все решают это сделать. Понимаешь?

- Отелло не грозился, он сразу это сделал.

- Ну вот, видишь, у тебя какое-то рассуждение из 48-го отделения милиции.

- Да, наверное.

- Но Шекспир написал чуть другое. Почитай, как он рассказывает, что этот платок состоит из слез 80 женщин, которые плачут, - тогда ты поймешь, что он чуть лучше, чем 48-е отделение милиции.

- А еще на платке были цветы земляники.

- Ну, почитай, почитай. Он в чем-то разбирался, этот Шекспир Иваныч.

- Но у меня же другой подход - я могла бы быть на месте задушенной.

- Значит, вообще не ходи на этот спектакль, иди напротив (напротив - Цирк на проспекте Вернадского. - Авт.), там посмешнее вещи показывают.

- Неправда, мне просто жалко бедную девочку...

- Вот поэтому уйди. Девочка тебе не нужна, не про это написал человек. Шекспир написал расовую проблему. Расовую. У меня ощущение, что ты эту пьесу не читала.

- Ну здрасьте, - возмущаюсь наконец я. - Читала. И не раз.

- Невнимательно читала. Возьми так, как ты должна была бы сыграть. Сыграть.

- Я же не актриса!..

- Тогда иди домой и гуляй, рванина!

- Армен Борисович, все, что вы говорите, очень интересно. И мне интересно вас провоцировать.

- Ну, я очень крепкий парень, так что меня провоцировать не надо.

- Я тоже так не особо переживаю, что вы называете меня рваниной...

- Вот были три роли. Судья Бригс в фильме «Здравствуйте, я ваша тетя!», жулик в «Собаке на сене» и Горбатый в картине «Место встречи изменить нельзя». От какой бы вы сегодня отказались в три секунды?

- Они все прошли, интереса нет ни в том, ни в другом, ни в третьем. Как любил говорить Гончаров, «в этом банке у меня нет денег».

- Прошло - и прошло и никак не затронуло?

- Прошло и прошло. Все три неинтересны. То есть они исчерпали себя уже.

- Это теперь для вас тоже КВН в какой-то степени?

- В какой-то мере да. Это не задевает. Эти фильмы - хорошая такая встреча. Бывает так: я вдруг встречаю человека, который мне нравится. Потом вдруг кто-то звонит и говорит: это Петя. «Да ты что? Где ты? Приходи!»

... Я очень циничный человек в жизни, я признаюсь вам. Хотя это невыгодно. Умные люди говорят: не признавайся в этом, потому что это твоя сила. Но я не боюсь говорить, что я циничный человек. Я не боюсь сказать правду. Вот один из моих любимых спектаклей, который играл много лет, - это «Трамвай «Желание». Там одна из самых сложных вещей - это самец и самка. Есть вещи, бесконечно точно попадающие именно вот туда, в нижнюю часть тела. А там уже нельзя долго мусолить.

Сейчас мы репетируем «Ромео и Джульетту». Иногда у меня ощущение, что я понятия не имею про эту пьесу. Это что же он написал, сволочь такая! Это же что же он написал! До сих пор не могу понять, зачем она так быстро умерла. Нет, ну ты мне скажешь, что там был этот... как его...

- Вы думаете, я циничнее, чем вы?

- Нет, а чего же так Шекспир убил их? Ну дай им хотя бы месяца два пожить на новой квартире.

- Чтобы они сами друг друга убили?

- Да что ж такое! Мы же с тобой говорим - гимн любви. А чего он, Шекспир, так сделал? Почему она там умирает, он здесь умирает? Потом этот опаздывал им сообщить, а в это время еще и чума в городе. Чего ж он так сделал?

- И все не вовремя.

- Все не вовремя. Зачем так издевательски делать, не могу понять. Но мы должны понять, на что Шекспир Иванович нам намекает. Не знаешь, не знаешь! - ликует Джигарханян.

- Ну конечно, я не знаю. Но у меня про бедную девочку другие ощущения, свои.

- Какие?

- Я просто на днях как раз думала про Джульетту, про то, что чувствует девушка до того, как у нее в первый раз была близость. Это ощущение какого-то и ужаса, и желания, этой смеси непонятной.

- Только восторг! - отрубает мэтр.

- Да, восторг или не восторг - а ведь страшно же.

- Почитай внимательно. Два перезрелых, перегоревших фрукта. Видела, как падают фрукты с дерева? Вот про это пьеса. Почитай.

- Перечитаю - я настаиваю на этом глаголе.

- Почитай, и ты увидишь, о чем он догадался про нас, про людей мелкотравчатых. Да, мое солнце, это так, это действительно так.

- Армен Борисович, тогда последний вопрос. Пьеса - это ситуация, когда вы входите в жизнь, в которую входили уже другие актеры до вас и войдут другие после вас. То же самое в кино - есть множество фильмов классических. Если брать западное кино - вы представляли бы себя в чужой роли?

- Нет.

- Габен? Лино Вентура?

- Нет. Я должен раздеться для роли. Грубо говоря, снять ботинки, штаны и туда, в роль, войти. Вот почувствую горячий чай или теплый, тогда у нас что-то может случиться. А нет - нет.

- По поводу Марлона Брандо в связи с «Трамваем «Желание» вас спрашивали наверняка...

- Нет, нет, Брандо мне там не нравится, я лучше играл. Я лучше. Брандо играет мачо. А я играл советского человека. И я однажды шел вечером в туалет и прошел мимо зеркала и увидел себя, извини, с голыми ляжками. И подумал, что вот именно это - Стэнли Ковальски.